Вне воли медного Петра. К 100-летию со дня переноса столицы

12 марта исполняется 100 лет с того дня, когда управляющий делами Совнаркома СССР Владимир Бонч-Бруевич подписал ««Извещение о переезде в Москву» и столицей страны вновь стал древний город, с именем которого связан расцвет древнерусской государственности. В этом решении большевистского правительства, обусловленном вполне прагматичными соображениями, символически выразилась смена политической, культурной и экономической политики страны.



Скинув «романо-германское иго» империи, Россия от заигрываний с либерализмом и рынком вернулась на революционном витке к укреплению геополитических позиций и к подлинной демократии – прямому народовластию через советы. В этом событии воплотился многогранный и подлинно исторический поворот к исконным ценностям русской цивилизации.

Петербург и Москва – как два символических центра, два полюса русской жизни, как западничество и славянофильство, уже три века противопоставлены друг другу. К Петербургу прикована мертвенной хваткой русская классика: от А.С. Пушкина и Ф.М. Достоевского до А.К. Толстого и А. Белого – все почти касались этого загадочного города, который ужасал, губил и мучил русского поэта.

Зачастую сам город – персонаж. Так он проявляется и в романе Андрея Белого «Петербург», как символ мертвящего порядка. Из него исходят мертвящий циркуляр, насилие рассудка над народом, абстракция, обрушившаяся на природу и человека асфальтом, бетоном и «прямолинейным законом». Аполлон Аполлонович Аблеухов, гротескная квинтэссенция российского чиновничества, желает, чтобы «вся, проспектами притиснутая земля, в линейном космическом беге пересекла бы необъятность прямолинейным законом; чтобы сеть параллельных проспектов, пересеченная сетью проспектов, в мировые бы ширилась бездны плоскостями квадратов и кубов: по квадрату на обывателя…».

Но Петроград в том числе – и город трёх революций, место, где рабочий класс, ещё не забывший о почве, о крестьянской жизни, дал бой капитализму и мертвящему рационализму буржуазного мира. Новый мир, однако, потребовал, иной почвы, более жизненной.

Москва как город в нашем самосознании – это град стольный, центр власти, город-герой, освящённый подвигами советских людей в годы Великой Отечественной войны. Но это и город, в котором не чувствовалось той бесконечной пропасти между властью и обычным человеком – она преодолевалась через консолидацию народных масс и руководящей партии. Так, по крайней мере, должно было быть, так декларировалось, и это давало свои плоды – с воодушевлением люди слушали постановления правительства, пока слова не начали расходиться с делами в позднем СССР.

В современной России не раз поднимался вопрос о переносе столицы обратно в Петербург – инициаторами были, конечно, либералы. Неслучайно президентское место в современной России занимает выходец из питерского клана. Многие юноши и девушки, увлечённые образом новой, постсовременной жизни, стремятся в культурную столицу – среди болотных огоньков посмотреться в окно в глобальный мир.

Россия, если смотреть на неё из Питера, недоразумение, аляповатая, слишком архаичная и стихийная. Если смотреть на Питер из остальной России – тоже недоразумение, нигилизм, смерть. Подальше от Питера…

Но что сейчас такое Москва? Вместо сталинского ампира и косых переулочков, кипучих жизнью, встаёт новая ночная Москва – Москва-Сити, одна из копий мировой столицы, Вавилона стеклянных кубов и параллелепипедов, высасывающая жизнь с просторов остальной России. «Прямолинейный закон» в линейном космическом беге перешёл давно за границы Петербурга. Если за такой Москвой есть будущее, то это будущее без нас.

Сейчас, через 100 лет, поставим вновь вопрос: какова она будет, наша столица? Может, это будет евразийская «Москва будущего» с футуристических полотен художника Алексея Гинтовта с величественными высотками госучреждений и деревянными домами для обывателей? Или всё же копия мирового Вавилона, сателлит глобального постлиберального мира? Или, может, это будет вовсе не Москва и настало время для более решительного поворота на Восток?

Михаил СЕУРКО
история, общество, культура