Россию вырубают под корень?

С 1 июля во всех регионах России начала действовать электронная система ЛесЕГАИС, призванная упорядочить оборот древесины. Впереди еще полгода изменений по декриминализации и повышению прозрачности отрасли.



В числе прочего обещают восстановить институт лесных инспекторов. А с 1 января 2022 года – ввести мораторий на экспорт леса-кругляка и все экспортные операции проводить через новую госкорпорацию с рабочим названием «РосЛес». Это происходит на фоне продолжающейся вырубки лесов и вывоза древесины за границу. Что происходит в лесной отрасли, насколько эффективны принимаемые государством меры? Znak.com поговорил с директором лесных программ Всемирного фонда дикой природы (WWF) в России Андреем Щеголевым.

– Ежегодно из России на экспорт уходит порядка 200 млн кубометров древесины. На сколько хватит лесов с такими темпами?

– На Северо-Западе, к примеру, в Архангельской области, лимит практически исчерпан. Почти все массивы малонарушенных лесных территорий (МЛТ – целостные территории площадью более 50 тыс. га в пределах лесной зоны, внутри которых нет постоянных поселений, действующих транспортных коммуникаций и которые не затронуты интенсивной хозяйственной деятельностью) уже находятся в аренде у компаний, и через 20 лет все леса там будут вырублены. В диалоге с властями и лесопромышленниками еще кое-что удается сохранять в виде особо охраняемых природных территорий (ООПТ), но проблема сохранения леса назрела.

– А в Сибири что происходит?

– Там ситуация другая. В целом на 50 лет леса в Сибири еще хватит. Но сильно пострадал Дальний Восток, прежде всего Хабаровский край. Через пять-десять лет здесь начнется сильный кризис по лесозаготовке. Понятно, что вряд ли сейчас лиственницы на вечной мерзлоте в Якутии кто-то решится заготавливать. Но через 80 лет леса и здесь могут полностью исчезнуть.

– Российский лес продают в основном в Китай или есть другие рынки сбыта?

– Ситуация динамически меняется. В начале 1990-х годов превалировал европейский рынок сбыта. Связи были установлены еще с конца XIX века. Лес шел в Германию, Голландию, Бельгию, Францию, Великобританию. В советские годы это все сохранялось. Потом начали расти азиатские рынки: Япония, Китай. Древесина, в том числе с европейской части, пошла туда. Причем китайцы старались перерабатывать всё у себя, поэтому туда пошел преимущественно кругляк. Сейчас большая часть целлюлозы идет в Китай.

– Европейский рынок просел?

– Скорее изменились требования. Сейчас они предъявляют особые условия к продавцам. В целом это экологически чувствительный рынок. Требуют сертифицированную продукцию, в том числе с точки зрения санитарной безопасности. Чтобы древесина была заготовлена из устойчиво управляемых лесов. Китай тоже начал это требовать. Особенно там, где их производственные цепочки ориентированы на ту же Европу. Россия сегодня – лидер этого процесса, 60 млн гектаров леса сертифицированы по этой системе. Посмотрим, удастся ли сохранить свои позиции, когда с 1 января 2022 года введем запрет на экспорт кругляка. Новая Зеландия уже теснит нас.

– Насколько лесная отрасль в России сейчас криминализована, какой объем древесины добывается нелегально?

– Чем дальше на восток, за Урал, тем ситуация хуже. Выше уровень коррупции в этой сфере и криминала. При этом Рослесхоз показывает, что у нас незаконно заготавливается в год около 1,1 млн кубометров древесины. Притом что общий объем заготовки 200–220 млн кубов, нелегальной древесины получается всего 0,5%. Вроде бы нет повода для опасений. Но есть экспертные оценки, которые показывают, что примерно 20–30% древесины у нас имеет неясное происхождение. Мне кажется, эти цифры соответствуют действительности.

– Почему?

– Возьмем, например, Дальний Восток и Приморский край, где на экспорт идет большой объем ценной древесины – дуба и ясеня. На таможенный пост приходит объем деловой древесины, который равен объему заготовленного. По документам вроде бы все сходится. Но все, кто в теме, понимают, что объем заготовки в таком случае должен быть выше в 1,5–2 раза. И на делянке остается много древесины более низкого качества, которая непригодна для экспорта. Важно разобраться, что вообще мы понимаем под «нелегальной древесиной».

– И что мы понимаем?

– Прошли 1990-е годы, когда группы мужиков с пилами приезжали в лес, валили стволы и вывозили в Китай. Хоть сейчас и говорят «китайцы вырубили Сибирь», но надо четко понимать, что в лесу рубят не они, а российские компании. И это вполне легальный бизнес. Вопрос в лесонарушениях. Схема, которая сейчас очень распространена, – это незаконные санитарные рубки. По идее, такие рубки призваны бороться с вредителями и поддерживать качество леса. Но очень часто под их видом просто заготавливается лес, который не должен рубиться. Это приближенные к населенным пунктам защитные леса и охраняемые территории. Там на законных основаниях рубить нельзя. Тогда придумываются основания вроде «лес пострадал, территория требует ухода».

– Придумываются кем?

– За выдачу разрешений отвечают лесопатологи. Они сочиняют акт, где описывают состояние леса. Прописывают, например, что он находится в угнетенном состоянии. Следом орган управления лесами в регионе дает разрешение на проведение рубки. В Иркутской области и в Красноярском крае такие акты выдавались даже на территории заказников. Полученный таким способом объем древесины не входит в разрешенный объем вырубки, и это выгодно компаниям. К тому же такие леса расположены неподалеку от дорог, что удешевляет себестоимость добычи и увеличивает соблазн. Но проводится все относительно легальными способами. В целом ситуация свидетельствует об уровне коррупции в регионах.

– Каков объем таких рубок в России?

– Седьмая часть от всей добываемой древесины. Это следует из общественных проверок актов лесопатологических исследований, которые мы проводим уже несколько лет. По закону органы лесоохраны регионов сейчас обязаны выкладывать эти акты в общий доступ. Это облегчает нашу работу.

– Силовики работают в этом направлении или коррупция простирается сюда тоже?

– У прокуратуры, насколько я вижу, есть установка выявлять такие случаи. Возможно, на местах это не всегда работает, но к этому все идет. Органы лесоохраны сейчас начали с большой осторожностью выдавать разрешения на санитарные рубки. Например, по Иркутской области количество таких разрешений уменьшилось на 80%.

– Есть список регионов-«плохишей»?

– Иркутская область, Алтай, Кавказ. Сейчас везде идет сокращение, в том числе благодаря сигналам общественности.

– Проще говоря, сильнее грешат приграничные территории?

– Спрос на древесину со стороны Китая стимулирует предложение, но ситуация меняется. Меры вводятся не только с нашей стороны, но и с китайской тоже. Недавно они приняли поправки в Лесной кодекс, ввели запрет на приобретение нелегальной древесины.

– Чтобы экспортировать нелегальную древесину, нужны связи в таможенных органах, силовых структурах, ФСБ?

– Раньше так и было. Сейчас действуют полулегальные схемы.

– Сейчас ведется дискуссия вокруг будущего еще одной серой зоны – вырубок на бывших сельхозугодьях…

– Это так. После распада СССР многие сельхозземли оказались заброшены. Такое, кстати, уже было после войны. Но сейчас для запустения есть и объективные причины.

– Какие?

– Технологии поменялись. Сельхозпроизводители научились выращивать больший объем продукции, прежнего объема не требуется. Земли заросли лесом, и там идет тоже его заготовка, только фактически она государством никак не регулируется. Государство даже не понимает объема этих лесов. Примерно то же самое происходит в колхозных лесах.

– О каком объеме может идти речь?

– На сегодняшний день порядка 70 млн гектаров бывших сельхозугодий заросли лесом. Единственная возможность там что-то рубить – это говорить, что идет возвращение земли в сельхозоборот. Как результат в некоторых местах зафиксированы просто гигантские вырубы. Яркий пример – Смоленская область, где зафиксирована сплошная рубка площадью 800 гектаров. Самая большая в Европе, кстати. На этих землях в итоге пахать так никто и не стал. По сути, это нелегальная рубка.

– Выход какой?

– Разрешить вести лесное хозяйство на этих землях. Для этого надо распространить на эти территории законы, регулирующие лесную отрасль. В этом случае владельцы таких угодий станут частными лесовладельцами. Сама дискуссия о частном лесовладении в России ведется достаточно давно. Если на землях Гослесфонда это делать опасно, то на сельхозугодьях, напротив, оправданно.

– Такая попытка ведь уже была?

– Выходило Постановление правительства РФ №?1509 от 21 сентября 2020 года «Особенности использования и воспроизводства лесов на землях сельхозназначения». Оно собственно и вводило порядок регулирования на бывших сельхозземлях. Проблема в том, что там не было нескольких моментов, которые препятствуют обычным фермерам стать фермерами лесными. Есть серьезное сопротивление со стороны сельскохозяйственного лобби. Есть даже государственная программа по возвращению этих земель в оборот под предлогом укрепления продовольственной безопасности страны. Только эта программа предполагает возвращение в сельхозоборот 12–13 млн гектаров. А остальные 50 млн гектаров? Были также предложены поправки, которые вводили препоны, не позволяющие заниматься лесным хозяйством на сельхозугодьях. Эти поправки получили 7 тыс. негативных отзывов и всего десять положительных. Сейчас еще написано отрицательное заключение со стороны Минэкономразвития. Посмотрим, как будет развиваться ситуация дальше.

– Допустим, разрешат частные лесовладения. Что это даст?

– В этом случае экономика России получает дополнительно порядка 300 млн кубометров древесины в год. Это больше, чем те квоты на вырубку, которые есть сейчас. Плюсы неоспоримы. Деньги, новые рабочие места и уход от рубки малонарушенных лесных территорий – национального достояния страны. До сих пор мало кто задумывался, что заготовка ведется как раз в малонарушенных лесных территориях. Себестоимость продукции минимальная, а ущерб наносится максимальный. Проблему недостатка сырья можно решить только за счет освоения брошенных сельскохозяйственных земель. Это прежде всего вопрос экономики.

– Государство пока, насколько я понимаю, пытается просто навести порядок в этой сфере. С 1 июля, например, на все регионы распространят систему ЛесЕГАИС…

– Это одна из мер по декриминализации отрасли и далеко не последняя. Со следующего года начнет работать федеральная геоинформационная система «Лес». В принципе она должна включить в себя ЛесЕГАИС и стать базой для лесного сектора. Там будет вся информация, включая данные лесного цифрового реестра. Логичное и правильное действие.

– То есть отныне в России нельзя будет срубить неучтенное дерево и потом его кому-то продать?

– Нововведения предполагают более детальный и четкий контроль за всеми элементами: переработкой, транспортировкой, продажей. Контроль на складах, специальные пункты взвешивания. Основная цель – исключить человеческий фактор, чтобы на каждом звене цепочки фиксировать баланс древесины и заносить его в единую систему. Государство предполагает, что так можно отслеживать цепочки и отсекать нелегальные потоки. Но всегда, когда мы строим сложную систему, бывают недоработки. Понятно уже, что лазейки остаются и на неучтенный лес эта система вообще не оказывает никакого влияния.

– Какой выход вы видите?

– Надо отслеживать баланс в регионе в целом. Мы понимаем, что если у нас через таможенный пункт идет полный объем заготовленной древесины, то это уже повод для работы органов управления лесами и правоохранительных структур. Введение контроля баланса на уровне региона более эффективно, чем ведение баланса на каждой цепочке. По Приморскому краю, кстати, такая практика уже существует.

– С 1 января 2022 года планируется вообще запретить экспорт кругляка и перевести все внешнеторговые операции с лесом в единую госструктуру «РосЛес»…

– Как это точно будет выглядеть, сказать сложно. Схема до сих пор обсуждается и результаты не выходят наружу, недоступны общественности. Да, скорее всего, частники запретят экспортировать лес, и это все сосредоточат в руках госкомпании. Кто будет заготавливать, будут ли частные компании или как-то наоборот, никто пока толком не знает. В целом все эти меры выглядят как пожаротушение. Уровень коррупции и криминала в этой сфере высокий, поэтому мы начинаем с запретительных мер. Однако на Дальнем Востоке, где леса уже истощены рубками, мы таким образом кризис только усугубим.

– Почему?

– Когда первый пакет ограничительных мер вводился, Россия сильно уменьшила экспорт леса, и этот объем был тут же замещен. В первую очередь Новой Зеландией. Если раньше Россия была на первом месте по экспорту древесины в Китай, то сейчас это Новая Зеландия. Казалось бы, совсем не отсталая страна, а экспортирует лес-кругляк! Кроме того, увеличили объемы экспорта кругляка в Китай Канада и США – тоже не отсталые страны. Вопрос не должен состоять только в запрете на экспорт кругляка. Если выгодно продавать круглый лес, пожалуйста, продавайте его. Но мы должны знать его происхождение. Должны знать, что при его заготовке не пострадали природные ценности и экология. Новая Зеландия, кстати, выращивает свой товарный лес на плантациях. Соответственно, и нам вместе с запретительными мерами надо вводить меры экономического стимулирования развития этого бизнеса. Лес надо выращивать, обеспечивая потребности промышленности в долгосрочной перспективе.

– Как это должно выглядеть на практике?

– Сейчас государство стимулирует лишь посадку саженцев и в первые три года агроухода – уборку травы, чтобы она не затянула посадки. Дальше молодой лес продолжает расти сам по себе, и есть риск, что ценные породы, вроде ели и сосны, забьет береза и осина. Они растут быстрее, для продолжения роста хвойных пород необходимо проводить рубки ухода, убирая лиственный полог. Дальше надо проводить рубки прореживания. Это когда хвойному лесу 40–60 лет. И только после этих стадий мы подходим к финальной рубке. Чем лучше мы ухаживаем за лесом в эти промежуточные периоды, тем больше и лучше древесину по качеству мы получим в финале. Это как выращивать морковь на грядках, где также надо убрать сорняки и проредить ростки, иначе урожая не будет. Лесопосадки без ухода – деньги, закопанные в песок.

Арендаторы всё это понимают, поэтому к обязательствам по лесовосстановлению подходят формально. Все это надо учитывать при заключении с компаниями договоров аренды. Тем более что нормативная база, чтобы вести такое интенсивное хозяйство по замкнутому циклу, уже выработана для шести лесных районов страны.

– Каких?

– Для четырех регионов на Северо-Западе. Два из них находятся в Карелии, один, Двинско-Вычегодский, расположен на территории Архангельской области и Коми, один – Балтийский-Белозерский, на стыке Ленинградской и Вологодской областей. Еще два в Сибири: Горнолесной район в Бурятии и Средне-Ангарский на территории Красноярского края и Иркутской области. Там уже есть возможность идти по пути лесного огорода.

– В чем проблема, почему не идут?

– Это как арендованная квартира, где вы решили сделать капитальный ремонт. Сейчас хозяин в любую минуту может попросить вас выйти вон и договор аренды передать другому. Государство должно наконец осознать, что оно собственник и его естественная выгода состоит в том, чтобы качество ресурса росло с каждым годом. Соответственно с этим оценивать и действия арендатора.

– Государство в этом не заинтересовано или не хватает сил и ресурсов?

– Пока, на мой взгляд, государство не осознало, что оно хочет от леса получить. Вообще лесной сектор достаточно консервативен, причем не только в России. Лес растет медленно, решения принимаются медленно и взгляды меняются здесь тоже медленно. Но вообще мы сегодня уже подошли к порогу. Либо мы остаемся с пионерным освоением лесов и лес воспринимаем как месторождение древесины, либо мы начинаем относиться к лесу как к нашему богатству, сохраняя ценные участки и выращивая то, что надо на продажу. В идеале вообще должно произойти зонирование всех лесов России.

– Как?

– Нужно подразделить их на три большие категории. Первая – промышленные леса, где и будут развиваться лесные огороды. Это как раз могут быть леса на землях сельхозназначения. Вторая – леса наследия, обладающие богатым биоразнообразием. За счет их, кстати, Россия сможет выполнять международные соглашения по климату и сокращению выбросов углерода. Третья категория – это рекреационные леса, призванные закрывать потребности человека в туризме и отдыхе.

– Проблема, как мне кажется, еще и в том, что за лесами в России некому толком следить. Правда, были заявления о создании института лесных инспекторов…

– Идет тенденция передачи функции по лесному контролю на федеральный уровень. Поэтому и возникла идея создания такой службы на базе Рослесхоза. Фактически это частичное возвращение к старой системе, работавшей еще до того момента, как все полномочия по контролю за обращением с лесами сосредоточили в регионах. Из доступных описаний понятно, что готовится разделение функций. На федеральный уровень передадут своего рода аудит, в том числе контроль по космическим съемкам.

– Сегодня их там нет?

– Работники лесничеств по факту пишут только отчеты, и в лесах им бывать некогда. Если в ходе реформы их штат увеличат и вернут в лес, то это будет большой плюс.

– На сколько надо увеличить их число?

– В среднем в два раза. Сейчас их порядка 20 тыс. человек, надо минимум 40–50 тыс. Проблема в том, что эти кадры еще надо как-то подготовить, а многие лесные вузы утрачены и старые специалисты вышли на пенсию. Сама профессия лесника не востребована, непопулярна. И, кстати, один из пунктов программы по декриминализации сферы предполагает стимулирование молодых лесников, что очень правильно.

Игорь ПУШКАРЕВ

Источник: "Советская Россия"
лес, экономика