Интервью Сергея Левченко журналу «Профиль»

Губернатор Иркутской области Сергей Левченко, по совместительству первый секретарь иркутского обкома КПРФ, – о том, как коммунисты подбирают соперника Владимиру Путину и почему не стоит обвинять КПРФ в потере оппозиционности.



– Недавно вы заявили, что сентябрьские выборы в Госдуму в области были признаны одними из самых демократических, и сказали, что административный ресурс на президентских выборах тоже использоваться не будет. Администрация президента вам какие-то установки относительно голосования в марте 2018 года уже давала или еще рановато для этого?

– Нет, не давала. На встречах с сотрудниками администрации президента обсуждался вопрос о явке, но речь не шла о рекомендациях. Меня спрашивали, как я вижу выборы в нашем регионе, потому что он, скажем так, особый.

Я много раз избирался и считаю: если человек баллотируется в депутаты ли, губернаторы ли – хоть в президенты, он должен завоевать доверие достаточно большого числа избирателей. Если явка невелика и голосов «за» чуть за 50% перевалило, то и самоощущение, наверное, будет другое у этого человека. Поскольку это выборы президента, я считаю, что явка должна быть максимальной по сравнению со всеми другими выборами.

– Как добиться высокой явки?

– Я, естественно, не рассматриваю все, что связано с административным ресурсом и разного рода жульничеством. Понятно, если выборы неконкурентные, то у многих людей не возникнет желания подняться с дивана и идти голосовать.

Во всех регионах есть какие-то дополнительные темы, с помощью которых можно было бы повысить интерес к выборам. У нас на повестке дня стоит вопрос о прямых выборах мэра Иркутска. Я понимаю, что большинству, которое в свое время в Законодательном собрании провело закон о выборах мэра из состава депутатов, сейчас психологически трудно проголосовать за противоположное. Поэтому одновременно с внесением законопроекта о возвращении прямых выборов в областной избирательной комиссии была зарегистрирована инициативная группа по проведению референдума. Я знаю, что горожан эта тема интересует очень сильно.

– Вы сказали, что в администрации президента обсуждалась проблема явки на президентских выборах. А желаемое количество голосов за «главного кандидата» называлось?

– Нет. И что касается явки, хочу подчеркнуть: никто не ставил заданий, это был режим консультаций на тему, как ее можно было бы повысить.

– Вы сказали, что только конкурентные выборы привлекают избирателя. Геннадий Андреевич Зюганов участвовал во всех президентских выборах, за исключением кампании 2004 года. Сейчас, насколько я понимаю, в партии идет дискуссия о необходимости выдвижения нового кандидата. Как вы считаете, нужен КПРФ новый кандидат на президентских выборах 2018 года?

– По всей стране в первичных партийных организациях сейчас официально обсуждаются порядка 25 кандидатур. Но из этих 25 человек еще никто не заявил собственную позицию, готов он баллотироваться или нет. Так и Геннадий Андреевич еще не говорил, пойдет он на выборы или не пойдет. Решение может быть разным.

Назначить кого-то кандидатом – это самое плохое, что можно сделать. Нельзя как бычка на веревочке привести человека на должность, он должен сам этого хотеть, должен «гореть». А те, кто будут принимать решение выдвигать того или иного человека, должны оценить, насколько его позиция, его взгляды на то, что происходит, совпадает с их собственной.

– Позвольте обывательский вопрос. В чем смысл участия кандидата от КПРФ в этих выборах, если у Владимира Путина заоблачный рейтинг?

– Во первых, если партия в выборах не участвует, то это уже не партия, а какой-то клуб по интересам. А во вторых, у нас страна непредсказуемая. Вот вам пример. Выборы губернатора Иркутской области в 2015 году были внеочередные, потому что глава региона ушел в отставку. Я в политике давно и в администрации президента очень многих знаю. Естественно, обсуждал в АП эту ситуацию. И мне говорили с сочувствием: может, вам не надо выдвигать свою кандидатуру, вы депутат Государственной думы, мы знаем, что вы на следующих думских выборах точно переизберетесь, а у прежнего губернатора рейтинг 66%, зачем вам тратить силы, время. Я привел спортивный пример: когда на дорожке всего один бегун, то у него гарантия прийти первым не 66%, а все 100%. А когда выходят другие бегуны – расклад уже другой.

– В стране кризис, жизненный уровень людей падает. Но возникает ощущение, что после присоединения Крыма КПРФ несколько отошла от своей роли ведущей оппозиционной силы. Алексей Навальный яростнее критикует власти, чем коммунисты…

– Есть политические силы и отдельные политики, которые, как та Баба Яга, всегда «против». Они всегда и во всем против существующей власти. Такие, знаете, профессиональные, перманентные оппозиционеры.

Мы – политическая партия с устоявшейся идеологией. Вы говорите о некоей потере оппозиционности. Но это не мы куда-то сдвинулись, а позиции нынешней правящей элиты стали к нам приближаться. Мы всегда настороженно относились к Западу. И когда в 90 х наши лидеры миловались с представителями так называемого «цивилизованного Запада», наша позиция была видна наиболее ярко. Сейчас, когда правящая элита столкнулась с санкциями и изменением западной политики по отношению к России в целом, она приблизилась к нам. Ну а мы что, должны бежать в другую сторону? Не мы поменялись, а власть в конкретных своих проявлениях.

– Вы говорите, что позиции нынешней власти начинают сближаться с позицией КПРФ. Но вряд ли компартия поддерживает урезание социальных расходов…

– Когда вы говорили о потере оппозиционности, вы приводили в пример возвращение Крыма. А во внутриполитической сфере словесное оформление либерализма ушло, а тренд остался.

– Кризис поможет кандидату от КПРФ получить больше голосов на президентских выборах?

– Если рассуждать чисто теоретически, должен помочь. Но если говорить о прямых выборах президента, губернатора или мэра, то в России есть такая особенность – гораздо большее значение играет сама личность кандидата, чем его принадлежность к тому или иному политическому лагерю.

– Голосуют по-прежнему сердцем?

– Когда человек выбирает руководителя – губернатора или президента, – он хочет видеть в нем хозяина, отца родного. Я наблюдал много раз, когда за одного и того же человека, когда он шел в депутаты, отдавали 60% голосов, а когда выдвигался в органы исполнительной власти – 7%.

– Потому что он не соответствовал образу отца родного?

– Да, совершенно верно.

– Недавно вы уволили мэра Вихоревки Геннадия Пуляева. В прошлом году несколько мэров устроили демарш. Бытует версия, что ваше противостояние с мэрским корпусом области объясняется вашей партийной принадлежностью…

– Большинство из них – члены «Единой России», они придерживаются партийной дисциплины. «Единая Россия» проиграла выборы губернатора, и это все время вынуждает их пытаться доказывать, что они не такие плохие, что у них есть шансы на будущее и т. д. Тут речь идет о партийной позиции, которая, к сожалению, иногда навязывается сверху.

Но я не могу вот так обобщать, что у меня напряженные отношения с мэрским сообществом. Я прекрасно понимаю, что это такое, должность мэра, я сам через нее прошел – правда, в советское время – и знаю, какие перед ним стоят задачи. И они далеко не политического характера. Я не припомню, чтобы я с мэрами политику обсуждал. Чаще всего говорим о вопросах финансирования, строительства школ, дорог.

– Весной некий информационный ресурс запустил слух, что глава Иркутской области скончался в одной из московских больниц. Вы тогда сказали, что подобного рода вбросы – демонстрация слабости ваших оппонентов. А кто они, ваши оппоненты? Представители политических или бизнес-кланов? Люди, связанные с бывшим губернатором или с какими-то финансово промышленными группами, имеющими интересы в области?

– Если следовать принципу «ищи среди тех, кому это выгодно», то мы с вами в этом разговоре очертили некий круг тех людей, кому это выгодно. Но понятно, что вот в такого рода вбросах никто не сознается.

– Широкое освещение получила и история с испорченными конфетами, которые якобы администрация губернатора подарила малоимущим детям. Возникает ощущение, что у вас в области весьма агрессивная политическая среда…

– Есть люди, которые проиграли. А помимо ущемленного самолюбия есть и ущемленные экономические интересы. Поэтому при помощи некоторых печатных СМИ, которые внутри области можно перечислить по пальцам одной руки, при помощи интернета создается этот вот образ агрессивной среды. Но я с рядовыми избирателями постоянно общаюсь. И ни разу не сталкивался с негативом или агрессией. Денег мои оппоненты выбрасывают много, но масштабного результата не получили.

– Недавно вы презентовали программу «Государство развития». Говорят, что вам в подготовке этого документа помогал известный экономист Сергей Глазьев. Что послужило толчком к ее появлению? Некоторые политологи посчитали, что вы таким образом хотели повысить свою узнаваемость на федеральном уровне…

– С Сергеем Глазьевым мы знакомы лет 30 уже, я считаю его очень крупным специалистом в области экономики и финансов, и, естественно, я многие вещи с ним обговариваю. Но, конечно, не он подтолкнул меня к тому, чтобы выступить с этой концепцией. Я часто встречаюсь с журналистами и высказываю свое мнение о том, как необходимо выстраивать управление как на уровне региона, так и на уровне взаимоотношений регионов с федеральным центром. Работая в Госдуме, я был одним из авторов закона о стратегическом планировании и объяснял журналистам, почему нам не хватает планирования или, точнее, почему оно у нас, мягко говоря, такое своеобразное. Когда федеральный центр вмешивается в решение социальных проблем в далекой деревне, но в то же самое время отсутствуют решения, которые должны приниматься, на мой взгляд, на федеральном уровне. Я попытался очертить те принципы, на которых должно строиться управление.

– То есть это некое резюме вашей губернаторской практики?

– Да, и не только губернаторской.

– Когда вы презентовали эту модель, то заявили, что сейчас бизнес определяет, куда вести государство. По вашему мнению, именно государство должно в большей степени определять цели и задачи. Но как совместить интересы бизнеса, который ориентирован на прибыль, и интересы государства?

– Каждый бизнесмен хочет на каждый вложенный рубль получить как можно больше прибыли. Но, с другой стороны, есть территория, есть люди, которые на ней живут. Хотелось бы, чтобы платились хорошие налоги, чтобы люди заработную плату получали, чтобы представители бизнеса думали о людях не только с точки зрения заработной платы, а еще и социальные вопросы решали.

Власть должна сказать представителям бизнеса: делайте то-то и то-то, что нужно для людей, для региона, для муниципалитета, при этом мы даем вам определенные долговременные гарантии работы, а не просто «пришел, схватил, ушел». Мне кажется, найдется немало представителей настоящего бизнеса, которые скажут: ладно, я на каждый вложенный рубль буду два рубля получать, а не 10, но зато я вижу, что у меня здесь все в порядке, люди работают, власть поддерживает. Мне кажется, что бизнес будет ценить вот эти вот гарантии, а не возможность одномоментного хапка.

Наши ресурсы, природные, энергетические, людские, они конечны. Если власть будет ждать, что бизнес сам придет и, используя эти ресурсы, начнет что-то производить, то не исключен перекос: производство может быть прибыльным для бизнеса, но ненужным для территории.

Вот сегодня у нас профицит электроэнергии, можно взять и построить еще один алюминиевый завод и исчерпать весь ресурс. А власть должна понимать: вот есть у нас столько-то мегаватт, и мы должны их распределить так, чтобы была максимальная польза для территории, для страны в целом.

– У нас уже много примеров, когда бизнес демонстрирует социальную ответственность. Та же сочинская Олимпиада, например. Вас нынешний уровень взаимоотношений власти и бизнеса не устраивает?

– Не устраивает. У нас нет видения того, чего мы ждем от бизнеса. Но просто директивно указать: нам нужно то-то, иди и делай, тоже неправильно. Если кто-то из представителей бизнеса заинтересовался и готов делать то, что нужно территории и народу, надо с ним садиться и составлять ответственный договор. Мы даем такие-то гарантии, а бизнесмен уже выбирает, готов он или нет. Но это не значит, что нужно следить за каждым представителем бизнеса и указывать: это делай, то не делай.

– Ваша идея усиления государственного планирования – не возврат ли это к советскому Госплану, который прописывал, сколько калош нужно советскому обывателю в год?

– Я часто говорю, что не надо было по всей стране стоимость стакана газированной воды определять, это вполне можно было и на месте сделать, тем же самым рынком в пределах одного отдельного города. Подобная централизация, на мой взгляд, не нужна. Но это не значит, что органы власти на всех уровнях должны считать термин «план» каким-то ругательством. Без постановки конкретных задач для муниципалитета, региона, страны, без плана по достижению этих задач никакого развития не будет.

– В своем проекте вы говорите, что регионы должны иметь больше свободы в распоряжении своими доходами. О том же говорил и ваш коллега Рустам Минниханов в декабре прошлого года…

– Вскоре после инаугурации я встретился с каждым мэром. Начинаешь задавать вопросы, почему ты здесь этого не сделал, а он отвечает: потому что вы нам денег не дали. То есть разговор теряет всякий смысл. Я должен по всей области – а у нас 42 муниципалитета – дать денег, сказать, что делать, да еще и позвать того, кто будет делать. А мэры на что? Примерно такая ситуация по всей вертикали власти. Люди избраны народом, значит, они должны нести ответственность и у них должна быть возможность что-то делать. Во взаимоотношениях региона и федерального центра точно так же должно быть.

– Федеральный центр, коллеги по губернаторскому корпусу на ваши предложения как-то отреагировали?

– Если говорить о моих коллегах-губернаторах, то у тех, с кем я поговорил, реакция была разная. Одни одобрили, другие сочувствие выразили, мол, сейчас тебе достанется за такую инициативу. В рамках нынешней системы управления все губернаторы настолько заняты обеспечением выживания вверенных им территорий, настолько замотаны, что обсуждать подобного рода концептуальные вещи удается очень редко. Ну и негде особо.

– Губернатору помимо федерального центра надо выстраивать и отношения с крупными финансово промышленными группами, тем более Иркутская область – регион богатый. И, как показывает история с Иркутским аэропортом, отношения эти выстраиваются непросто…

– Я хорошо знаю Китай, много раз там бывал. В Китае бизнес к власти относится, скажем так, уважительно. С нашим бизнесом выстраивать отношения сложно. Ощущение, что многие представители крупного бизнеса застряли в 90 х годах. Но работа губернатора вообще непростая, и вот это – не самое сложное.

Я со всеми представителями крупного бизнеса, который работает в Иркутской области, встречался и встречаюсь регулярно, и удается, как бы это сформулировать, договориться. За прошлый год инвестиции в регион выросли на 47 миллиардов. Несмотря на сложные взаимоотношения, крупный бизнес почувствовал, что здесь надежно. Пусть непросто выстраивать отношения, пусть не удается сверхприбыль получать, но надежно. Кроме того, мы увеличили больше чем на 40% сбор налога на прибыль, а это уже такая вещь, не менее тонкая, чем инвестиции. Бизнес понял, что территория, где он зарабатывает деньги, должна получать сполна налогов. Но у нас еще большие резервы.

Источник: «Профиль»
Левченко, губернатор Иркутской области, интервью